Леонора Флейшер - Герой. Бонни и Клайд: [Романы]

— А мои шестьдесят?

— Ты получишь их. Как только я заключу сделку.

— Твои дела, кажется, идут на лад. Я не позволю снова надуть меня, Берни. Так не делают, ты понял меня?

— Да, я понял. Запомни: сегодня вечером в «Шэдоу Лоундж». Не подведи меня, Банни.

Берни, как-то сразу осунувшись, снова сел в «Тойоту». Он сильно волновался. Что-то в глубине души предупреждало его об опасности. Нутром он чувствовал, что это неразумный шаг — заниматься продажей украденных кредитных карточек, будучи на волосок от тюрьмы, когда до вынесения приговора ему осталось всего несколько дней.

— Они не украдены, я нашел их, — пробормотал вслух Берни самому себе. Но он понимал, что, если карточки пойдут в дело, они будут все равно что украденные. Кроме того, «укрывательство» даже «найденных» карточек каралось законом. Берни знал, что ему следует слушаться своего адвоката Донну О’Дей, делать то, что она посоветовала ему, то есть собрать воедино лоскутки своей жизни, чтобы та приобрела респектабельный вид, но он не мог устоять перед искушением получить легкие деньги. Эти кредитные карточки свалились на него, как небесный дар. Было бы неблагодарностью, даже грехом, упустить такой случай. Кто знает? Если сделка окажется удачной, ему, быть может, удастся зашибить пару сотен за проданные карточки. Золотая карточка может запросто пойти за сто долларов, а у Берни каждый пенни был на счету.

Берни ла Плант часто ссылался на свой липовый «офис», но если он и был у него, то это «Шэдоу Лоундж», место, где он совершал свои сделки. Это был гриль-бар для рабочего люда на окраине города. Берни действительно чувствовал себя своим человеком в этом слегка затрапезном мужском баре с низкими ценами и фотографиями знаменитых спортсменов на стенах. Здесь относительно спокойно можно было вести финансовые дела, так как не было назойливых посетителей, норовящих заглянуть через плечо. Владелец и бармен, весельчак с детским лицом по имени Чик, чьей фамилией Берни никогда не интересовался, был очень приветлив и дружелюбен, с удовольствием болтал с посетителями об обычных делах, но знал свое место и никогда не лез в душу. Многие из сомнительных сделок Берни заключались в этом баре; Чик всегда делал вид, что его ничего не касается, пока Берни соблюдал тишину и не провоцировал полицию.

Знакомый запах несвежего пива подбодрил Берни, когда он около восьми пятнадцати вечера пришел в «Шэдоу Лоундж». На улице шел сильный дождь, настоящий ноябрьский ливень; в баре почти никого не было, и Чик стоял на своем обычном посту за стойкой бара, с тряпкой в руке, протирая полки и одним глазом следя за футбольным матчем по телевизору, стоящему на одной из полок для ликеров.

Увидев Берни, Чик обрадовался, лицо его засветилось:

— Берни! Откуда ты взялся, приятель?

Берни обвел взглядом бар, просмотрел все столики и кабины в поисках своих новых знакомых.

— Тут меня никто не искал, Чик? Испанистого вида парни?

— Испанистого вида? — повторил за ним Чик, покачав головой.

— У нас деловая встреча. Налей мне, пожалуйста, семь и семь.

Берни проверил часы, и на лице его отразилось беспокойство. Кредитные карточки с каждой минутой теряли свою силу. Если эти два потенциальных покупателя сегодня не придут, проклятые карточки можно будет с таким же успехом выбросить. Сунув руку в карман, он достал двадцатидолларовую бумажку и положил на прилавок. Чик с легким удивлением взглянул на деньги, ставя перед Берни высокий бокал с «Сиграм Сэвен Краун» со льдом и «Сэвен АП». Обычно Берни давал ему не больше пятерки; двадцать долларов считались здесь крупной суммой.

— Что случилось? Ты не приходил сюда пять дней…

Берни нахмурился. Вопрос был щекотливый, ему даже не хотелось говорить об этом.

— Дело в том, что я приземлился на копчик в самое дерьмо! Кроме того, у меня неприятности с законом… Никто не спрашивал меня? — он нервно оглянулся, снова всматриваясь в слабо освещенные кабины.

— Нет, — ответил Чик. — Неприятности с законом? Но ведь у тебя хороший адвокат, — заметил он, всегда готовый поддержать беседу.

Берни с горечью улыбнулся:

— Мой адвокат! Да она только что окончила юридический колледж, всего на несколько лет старше моего сына, Бога ради!

Чик высоко поднял брови, и его напоминающее полную луну лицо выразило изумление:

— У тебя есть сын? У тебя? Сколько ему лет? — Мысль о Берни в роли отца ребенка была достойна того, чтобы ее занести в книгу.

— Может быть, девять, — угрюмо ответил Берни, считая в уме по пальцам. — А может, десять. Да, десять. Хороший парень.

Берни ла Плант — отец. Никогда не перестаешь удивляться чудесам. Чик опустил тряпку и посмотрел на своего приятеля.

— Так что, твоему адвокату тоже десять лет? — усмехнулся он.

— Так получилось. Моя бывшая жена с меня каждый месяц дерет деньги на алименты, — проворчал он.

Берни обернулся, когда дверь бара открылась и человек в плаще вошел в зал, направляясь к кабине.

— Вы, случайно, не Берни ла Планта ищете? — спросил его Берни.

Мужчина в ответ отрицательно покачал головой и заказал себе выпивку у единственной официантки, которую бар мог позволить себе.

Сын. У Берни ла Планта есть сын! Чик не переставал удивляться этой новости, старался внести ее в свой банк данных, но у него ничего не получалось.

— Я и не представлял, что у тебя есть сын.

Берни на минуту отключился от своих проблем и подумал о Джое, о тех часах, которые они провели сегодня вдвоем. Мальчик явно благоговел перед отцом, и это почтение основывалось главным образом на сплетении лжи, полуправды и притворства. Джой действительно был хорошим, воспитанным мальчиком, и ужасно, если бы он узнал, какой пропащий человек его отец.

«Не «если бы» он узнал, — подумал про себя Берни, — а «когда он узнает», — так вероятнее».

Эта мысль угнетала его все больше и больше.

— Дети… они такие юные, неопытные! — вслух задумчиво произнес Берни. — В детстве все мы думаем, что, вот, подрастем и станем замечательными людьми, а не такими мудаками, как остальные.

Произнося эти слова, Берни решил обязательно пойти в четверг с Джоем в кино. Почему бы и нет? Ведь он отец, не так ли?

Чик улыбнулся. Он увидел сейчас своего старого приятеля совсем с другой стороны. Подобная манера философствовать была так не похожа на Берни. Чик ни разу не слышал, чтобы Берни говорил о чем-то, не имеющем отношения к деньгам или выгодной сделке.

— По-твоему, мы все мудаки, да, Берни?

Но Берни снова глубоко окунулся в свои горькие мысли.

— Когда я был ребенком, я мечтал, что стану таким замечательным героем…

— Вы Берни Планта? — грубый голос прервал его размышления. Берни обернулся. За его спиной стояли два латиноамериканца — один повыше, другой пониже ростом, один с усами, другой с чисто выбритым лицом, но оба достаточно неприятные.

— Ла Плант, — поправил их Берни. — Берни ла Плант. Редкий экземпляр мелкого преступника, выдающий паре незнакомцев свое настоящее имя.

— А вы те самые ребята, вас вызвал Банни? —

Встав, он повел парочку к одной из дальних кабин. Варгас и Эспиноза подозрительно осмотрелись, проверили бар, но в конце концов неохотно проскользнули в кабину. Когда все трое уселись, Берни вытащил из кармана кредитные карточки и положил их на стол.

Латиноамериканцы молча и внимательно изучали их, поднося близко к глазам, терли их между пальцев, передавали их из рук в руки друг другу, чтобы удостовериться в их подлинности. Наконец, Эспиноза бросил карточки на стол и сказал резким противным голосом:

— Если этим карточкам уже три часа, то они устарели.

Берни сделал над собой усилие, чтобы метнуть в него честный, негодующий взгляд:

— Да он, наверно, еще не сообщил об их пропаже и не сообщит ближайшие два часа.

— Ты что, прямо у него из кармана их вытащил? — подозрительно поинтересовался Варгас. Берни неловко пожал плечами.

— Да, что-то в этом духе. Вы можете мне верить, это очень свежие кредитные карточки.

Латиноамериканцы с сомнением переглянулись, и затем все трое начали обсуждать сделку.

На следующий день в нескольких милях от «Шэдоу Лоундж», в центре делового района среди небоскребов, первоклассный репортер Четвертого канала Гейл Гейли брала интервью у Джеффри Броадмена, преуспевающего бизнесмена, мультимиллионера и спортсмена. Броадмен, человек сорока с лишним лет, с безупречными манерами, мило улыбался Гейл; свежий ноябрьский ветер ерошил его каштановые волосы и любовно разглаживал отворот его костюма, сшитого на заказ за четыре тысячи долларов. Они находились неподалеку от здания, где располагались брокерские конторы Броадмена.

За спиной Гейл молодой вездесущий оператор Четвертого канала Чаки держал наготове свою видеокамеру. Чаки был остроумный, проворный и очень талантливый молодой человек лет двадцати пяти, ум которого искрился за стеклами очков. Однажды поработав с Чаки, Гейл уже не хотела работать ни с кем другим,